Неточные совпадения
Зашли в ресторан, в круглый зал,
освещенный ярко, но мягко, на маленькой эстраде играл струнный квартет, музыка очень хорошо вторила картавому говору, смеху женщин, звону стекла, народа было очень много, и все как будто давно знакомы друг с другом; столики расставлены как будто так, чтоб удобно было любоваться костюмами дам; в центре
круга вальсировали высокий блондин во фраке и тоненькая дама в красном платье, на голове ее, точно хохол необыкновенной птицы, возвышался большой гребень, сверкая цветными камнями.
Странное было пробуждение Галактиона. Он с трудом открыл глаза. Голова была точно налита свинцом. Он с удивлением посмотрел
кругом. Комната совершенно незнакомая, слабо
освещенная одною свечой под зеленым абажуром. Он лежал на широком кожаном диване. Над его головой на стене было развешано всевозможное оружие.
Оставшись один на перекрестке, князь осмотрелся
кругом, быстро перешел через улицу, близко подошел к
освещенному окну одной дачи, развернул маленькую бумажку, которую крепко сжимал в правой руке во всё время разговора с Иваном Федоровичем, и прочел, ловя слабый луч света...
Солнце уже стояло невысоко, направо, над старыми деревьями кунцевского сада и половина блестящего красного
круга была закрыта серой, слабо просвечивающей тучей; из другой половины брызгами вырывались раздробленные огненные лучи и поразительно ярко освещали старые деревья сада, неподвижно блестевшие своими зелеными густыми макушками еще на ясном,
освещенном месте лазури неба.
Он всем существом понял, что ему уже нет возврата с этого ярко
освещенного заколдованного
круга, что чья-то чужая, огромная воля привела его сюда и нет силы, которая могла бы заставить его вернуться назад.
Около костра было тепло, светло и уютно, но там, дальше, куда не достигал
освещенный колеблющийся
круг, там ночь стала непроницаемо черной, и временами до нас доносилось ее холодное, сырое дыхание.
Зверей уж можно было видеть.
Освещенные заревом, они сидели
кругом, пощелкивая зубами. Видно, в самом деле они справляли именины звериного царя.
Чудная картина открылась перед глазами, особенно ночью, когда взошла луна. Корвет шел между островами,
освещенными серебристым светом.
Кругом стояла тишина. Штиль был мертвый. Мириады звезд смотрели сверху, и между ними особенно хорошо было созвездие Южного Креста, лившее свой нежный свет с какой-то чарующей прелестью. Вода сверкала по бокам и сзади корвета брильянтовыми лентами.
Справа и слева ко мне тесно прижимались чьи-то руки, и далеко
кругом в полутьме торчали неподвижные головы, слегка
освещенные красным со сцены.
— Барчонок! Егор Егорыч! Егорушка! — послышался за окном чей-то дрожащий и испуганный голос, голос Митьки, стоявшего под окном и ярко
освещенного пламенем. — Горим мы… сейчас проснулся это я, кругом-то дым… ого…. страсти! Как есть горим! Ой, ой, беда, беда-то!
Июльская ночь была великолепна. Небо было чисто и все сплошь усеяно яркими звездами.
Освещенные лунным блеском парк и сад особенно настраивали фантазию.
Кругом царила мертвая тишина — вокруг все спало. Даже сторож, обыкновенно бивший в доску, или задремал, или не решался нарушать этот покой земли под звездным куполом малейшим шумом.
В саду уже было почти светло и группы деревьев с ярко-зеленной листвой, покрытой каплями росы, блестели,
освещенные каким-то чудным блеском перламутрового неба.
Кругом была невозмутимая тишина. Даже со стороны города не достигало ни малейшего звука. Ни один листок не шелохнулся и ни одной зыби не появлялось на местами зеркальной поверхности запущенных прудов.
Кругом была тишина, та «звучащая тишина» природы, которую подметил один из наших выдающихся современных поэтов. Село предавалось послеобеденному сну и лишь на берегу толпа мальчишек и девчонок, еще не тронутые тлетворным дыханием жизни — страстью, совместно барахтались в
освещенной солнцем золотистой воде Днепра, плескаясь и брызгаясь водой.
Здесь, на просторной, очень тускло
освещенной террасе были все мои чиновники. Густо столпившись сплошною массою, они наседали на плечи друг другу и смотрели в средину образованного ими
круга, откуда чей-то задыхающийся отчаянный голос вопил скверным жидовским языком...